Майкл внешне казался поглощенным своим сандвичем: но это было не так. Майкл знал о присутствии Габриэля.
Так же, как знал о втором мужчине в салоне.
— Я велел Гастону выставить тебя, Майкл, — нейтральным голосом произнес Габриэль.
Майкл медленно поднял голову, фиалковые глаза были холодно расчетливы. Морщины ожогов, иссекавшие руки, окаймляли и правую щеку — резкий контраст с совершенством его черт.
— Ты действительно думал, что я уеду, не повидав тебя, Габриэль? — тихо осведомился он.
Голос Майкла не изменился за те шесть месяцев, когда Габриэль слышал его в последний раз. Он был низким, страстным и соблазнительным, голос мужчины, который сделал себе состояние проституцией.
Нет, Габриэль не ожидал, что Майкл покинет его. Но он хотел этого.
После всех этих лет он все еще хотел защитить темноволосого ангела с голодными фиалковыми глазами.
Пристальный взгляд Габриэля переместился от Майкла и остановился на шоколаде, покрывающем сандвич.
Острая боль сжала грудь.
Двадцать семь лет назад Майкл был не в состоянии вынести запаха шоколада, не говоря уже о том, чтобы его есть.
— Когда это ты пристрастился к chocolat, mon frere? — нейтральным тоном спросил он.
Габриэль знал, что его голос обладает той же умелой модуляцией, что и голос Майкла: оба они были обучены соблазнять, совращать, доставлять удовольствие.
— Шесть месяцев тому назад, — ответил Майкл. И засунул в рот покрытый шоколадом сандвич.
Губы Габриэля загорелись от воспоминания: шесть месяцев назад он поцеловал поврежденную щеку Майкла. А затем убил первого мужчину.
Как легко было бы потянуть за спусковой крючок и убить Майкла. Шесть месяцев назад.
Сегодня ночью…
— Как Энн? — отрывисто спросил Габриэль.
Теплота, затопившая глаза Майкла, и улыбка, осветившая его лицо, едва не поставили Габриэля на колени.
На одно леденящее мгновенье он не узнал человека перед ним.
Габриэль видел Майкла, истощенного голодом и страхом. Он видел его почти сошедшего с ума от боли и горя.
Никогда прежде он не видел счастливого Майкла. Но он видел его теперь.
Майкл нашел то, что Габриэль не найдет никогда: любовь. Принятие.
Мир.
И все это с женщиной, которая предпочла фиалковые глаза — серым. Темноволосого ангела — белокурому.
Мужчину, который ценил жизнь, вместо мужчины, который отнял жизнь.
Свет, озаривший лицо Майкла, мгновенно потускнел, фиалковые глаза снова стали холодно-расчетливыми.
— Почему ты не навестил нас и не выяснил все сам, Габриэль?
— Тебе недостает меня, mon frere? — насмешливо парировал Габриэль.
— Да.
На одну неосторожную секунду Майкл снял свою маску. В его глазах не было обмана, в голосе не было фальши.
Невидимый кулак сжался в животе Габриэля.
Майкл любил его, и Габриэль не знал почему.
Майкл никогда не осуждал Габриэля ни за то, что тот был безымянным ублюдком, ни за сделанный им выбор.
Габриэль хотел, чтобы он принизил, осудил его.
Габриэль хотел, чтобы он мог ненавидеть, и знал, что предпочел бы ненависть скрытому страху.
Он отвел взгляд от фиалковых глаз Майкла.
Они не изменились за те двадцать семь лет, что Габриэль знал его, — они были все еще откровенно голодными.
У Виктории тоже были голодные глаза.
Бесхитростные синие глаза, которые жаждали секса.
Любви.
Принятия.
Второй мужчина послал ему Викторию, потому что она голодала. Как голодал Майкл.
Потому что она желала. В то время как Габриэль был неспособен желать.
Но почему?
— Ты учил меня читать и писать, — сказал Габриэль, желая понять мотивы второго мужчины. Желая понять мотивы Майкла. — Почему?
— Ты учил меня воровать; я считал это справедливым обменом. — В голосе Майкла послышалась резкость. — Кто этот второй мужчина, Габриэль?
Габриэль бесстрашно встретил пристальный взгляд Майкла.
— Ты знаешь, кто он, — невозмутимо ответил он.
Это Майкл нашел Габриэля, когда тот был прикован на чердаке, словно собака, лежа в собственной грязи и моля о смерти.
Но Майкл не позволил ему умереть.
Габриэль сожалел, что он не позволил.
— Ты говорил мне, что он был вторым мужчиной, который насиловал тебя, — сказал Майкл.
Габриэля изнасиловали двое мужчин; одного он убил, второй был все еще жив.
Габриэль спокойно выдержал подозрения, мелькнувшие в пристальном взгляде Майкла.
— Я говорил, что был второй мужчина, — спокойно согласился он.
— Однако до того раза, шесть месяцев назад, ты никогда не упоминал, что был второй.
— Я не знал, что тебя так интересуют подробности. Прости меня, mon vieux, — услужливо сказал Габриэль, намеренно подстрекая Майкла. — Я думал, твои интересы лежат в другой области.
В женщинах, а не в мужчинах, имел он в виду.
Майкл не клюнул на приманку.
— А я думал, Габриэль, что ты единственный человек в моей жизни, которого не уничтожило мое прошлое. — Глаза Майкла скрыли черные ресницы; он поставил глиняный горшок с шоколадом на серебряный поднос.
Габриэля резанула боль.
В конце концов, Майкл неизбежно должен был соединить части головоломки.
И Габриэль сожалел, что не мог избавить его и от этого.
Тихий звон стекла, ударившегося о металл, заглушил стук сердца.
Майкл медленно поднял ресницы, фиалковые глаза впились в серебряные.
— Но я ошибался, не так ли, mon frere?
— Никому из нас не убежать от прошлого, Майкл, — искренне ответил Габриэль.
И ждал. Зная, что не может сделать ничего, чтобы остановить надвигающуюся череду событий.