Убивать или бежать.
Но бежать было некуда.
— Второй мужчина послал ее тебе.
Габриэль не отрицал очевидного.
— Да.
— Почему он хочет убить тебя, Габриэль? — вызывающе спросил Майкл.
Габриэль знал, что делает Майкл: он использовал ту же самую схему с Викторией. Нападение. Соблазнение.
Он все еще стоял неподвижно, вдыхая аромат дыхания Майкла, скованный жаром тела Майкла.
Пойманный в ловушку правдой.
— Он хочет убить меня, — хладнокровно ответил Габриэль, — потому что знает, что иначе я убью его.
Правда, но не вся.
— Женщина касалась тебя, Габриэль?
Габриэль напрягся, он знал источник вопросов Майкла, но не был способен их остановить.
— Нет.
— Шесть месяцев назад ты коснулся меня.
Пережитые воспоминания вспыхнули между ними.
Плоть со шрамами. Прохладные губы.
Темно-красная кровь.
— Что бы ты сделал, Габриэль, если бы я коснулся тебя? — тихо спросил Майкл.
Разбился вдребезги.
Габриэль разбился бы вдребезги, если бы Майкл коснулся его.
И один бы из них умер.
Возможно, умерли бы оба.
Майкл не убивал; но это не означало, что он не был на это способен.
— Не играй в эту игру, mon frere, — напряженно вымолвил Габриэль.
— Но это игра, mon ami, — ласково ответил Майкл. — Ты искал второго мужчину почти пятнадцать лет. И все это время не мог найти его. С чего бы ему охотиться на тебя сейчас в страхе за свою жизнь?
— Возможно, он устал убегать.
Как устал убегать Габриэль.
Время физически утекало прочь — в его щеке, в его руках. Отсчитывая назад секунды, оставшиеся до того момента, когда женщина выступит из двери и предпочтет темноволосого ангела белокурому.
До того момента, когда Майкл коснется Габриэля.
До момента, когда Габриэль убьет Майкла.
И разобьется вдребезги.
— Я так не думаю, — мягко сказал Майкл.
— Что ты не думаешь, Майкл? — спросил Габриэль, задыхаясь в запахе шоколада.
— Я не думаю, что он устал убегать. — Фиалковые глаза были слишком проницательными. — Я даже не думаю, что он вообще когда-либо убегал от тебя, Габриэль.
— Тогда скажи мне, почему ты думаешь, что он приходил сегодня вечером, — искушающе прошептал Габриэль, продолжая игру.
Это всегда была игра: первый мужчина, второй мужчина.
— Мой дядя уничтожил всех, кто был мне небезразличен, — тихо ответил Майкл, фиалковые глаза излучали внимательный взгляд.
Всех, кроме Энн.
Другой женщины.
Другой заложницы.
— Я убил твоего дядю, Майкл.
Первого мужчину.
И Габриэль сделал бы это снова.
Краткий гнев вспыхнул в фиалковых глазах: он все еще не простил Габриэля за то, что тот убил его дядю, чтобы Майкл не был запятнан убийством. Он быстро пришел в себя.
— Ты говорил, что мой дядя знал имя второго мужчины, который насиловал тебя.
— Твой дядя знал много вещей, — уклончиво ответил Габриэль.
— Мой дядя знал его имя, Габриэль, — размеренно сказал Майкл, фиалковый взгляд был непреклонен, — потому что он нанял двоих мужчин, которые изнасиловали тебя.
Габриэль боролся с бесконечными воспоминаниями о боли, которая превращалась в наслаждение, и наслаждении, которое уничтожило само желание жить.
Майкл не мог знать правду.
— Откуда ты знаешь, Майкл?
— Я знаю это, Габриэль, потому что ты возненавидел меня с тех самых пор, как тебя изнасиловали.
Пахнущее шоколадом дыхание Майкла забивало Габриэлю горло.
— Расплата, — прошептал Майкл, эхо слов Габриэля шесть месяцев тому назад.
«За что?» — спрашивал Майкл.
За наслаждение. За боль.
— Ты хотел убить меня, когда держал пистолет у моего виска. — Фиалковые глаза Майкла были лишены и наслаждения, и боли. — Ты хочешь убить меня сейчас. Но не из-за женщин, которые предпочитали меня тебе.
Габриэль смотрел с высоты на двух мужчин, темноволосого и белокурого.
— Разве, Майкл? — равнодушно спросил он. Играя роль.
Неспособный бороться. Неспособный убежать.
— Ты никогда не ревновал ко мне, mon frere, — уверенно сказал Майкл.
Правду было не остановить.
— Я всегда ревновал к тебе, Майкл.
Габриэль завидовал Майклу тринадцатилетним мальчиком — завидовал его потребности любить. Габриэль завидовал Майклу, став мужчиной — завидовал его смелости любить.
Фиалковые глаза не мигали, читая правду в пристальном взгляде Габриэля.
Любовь. Ненависть.
— Шесть месяцев тому назад я не понимал, Габриэль. Но ты и Энн заставили меня понять правду. Ты любил меня и из-за этой любви страдал. Из-за этой любви ты защищал меня. Я уверен, что мой дядя получал бесконечное удовольствие от твоего благородства и моего неведения. — Краткая ирония окрасила голос Майкла и сразу исчезла. — Так же как, я уверен, он получил бы большое наслаждение, подготовив твою смерть в случае своей собственной. Без всякой другой причины, кроме как заставить меня страдать. И уверяю тебя, Габриэль, я страдал бы, если бы ты умер.
— Итак, ты считаешь, что твой дядя оставил второму мужчине инструкцию убить меня в случае, если убьют его самого, — Габриэль говорил сквозь облако пахнущего шоколадом дыхания, затопившее его горло, — чтобы причинить тебе боль?
— Это именно то, что он сделал, Габриэль, — непреклонно ответил Майкл.
— Если бы это было так, Майкл, то на твоем месте я не оставлял бы Энн без защиты. Ее смерть причинила бы тебе намного больше страданий, чем моя. — Образ графа предстал перед Габриэлем, скрюченные ноги, поблекшие фиалковые глаза с злорадством и ненавистью в них. — И уверяю тебя, твой дядя был прекрасно осведомлен об этом факте.